Ревность

Ребенок, особенно когда он маленький, воспринимает родителей как единое целое. Он еще не способен к разделению, поэтому тянется то к маме, то к папе, что совершенно нормально и правильно для него. Это происходит с ребенком так же, как с нами, когда мы, сидя долго на одном месте, положим левую ногу на правую, а после наоборот. Мы сидим, как нам удобно, меняем положение, но это не означает, что мы любим одну из наших ног больше, чем другую. Однако молодые родители часто воспринимают такую тягу их малыша к кому-то одному довольно трагично.

— Я ему не нужна! — можно слышать от мамочек малышей уже с года.
— Чуть что, сразу «папа»! — повторяют часто мамы двухлеток.
— Конечно, сразу к маме бежим, — ворчат отцы школьников начальных классов.

На самом деле, если это ограничивается восклицаниями и ворчанием, особенно если и то, и другое произносится с улыбкой, ничего особенно плохого не происходит. Хотя куда лучше, чтобы подобного не было вовсе, и чтобы звучали совсем другие слова:

— Ой, какой молодец, к папе пошел!
— Правильно, давай вместе позовем папу, папа у нас умный!
— Ты огорчен? Давай вместе сходим к маме, она наверняка тоже скажет, что огорчаться не стоит…

Вспомним короля из «Маленького принца» , который жил иллюзиями, «повелевая» происходить всему, что совершенно не зависело от него. Иногда его пример может послужить нам добрую службу. Если мы в подобном случае играем роль и даем позитивное подтверждение действию ребенка, словно он выполняет нашу волю, то мы и своего авторитета не роняем, и ребенок наш остается счастливым и спокойным.

Еще одна пометка. Последнюю фразу, когда один из родителей доброжелательно отправляет ребенка за утешением к другому, можно видеть, к сожалению, только в очень мудрых семьях, где родительской ревности в принципе не существует, и где один родитель всегда испытывает радость, видя, как хорошо ребенку с другим. Это, кстати, и метка: можно неплохо проверить качество осознанности своей любви к ребенку по этому параметру.

Я радуюсь, когда моему ребенку хорошо с другим родителем или родственником? Значит, я люблю ребенка больше, чем себя. Меня уязвляет, что ребенок бежит навстречу кому-то другому с распростертыми объятьями, а меня встречает спокойно? Мне надо быть аккуратным, чтобы не спроецировать на ребенка эмоции, продиктованные моим самолюбием, ведь мои эмоции не имеют к ребенку отношения совсем!

Это довольно редко случается, чтобы в полных семьях родители устраивали настоящие войны за внимание ребенка, отстаивая свой авторитет в его глазах. Но бывает, когда «обделенные» вниманием мама или папа потихоньку буркнут ребенку что-то нелестное о своей «половинке». Или лестное о себе.

— Иди-иди, папе все равно не до тебя.
— Я тебе все свое время отдаю, а ты бежишь к папе.
— Я тебе такой подарок принес, а ты опять к мамочке на ручки.

Даже маленький ребенок, который еще не понимает смысла некоторых слов, все равно улавливает тон, выражение лица. Конечно, мы можем не увидеть немедленных результатов наших не очень правильных шагов. А позже можем не понять, отчего ребенок откровенен с одним родителем, а другого боится, почему испытывает замешательство, если нужно выбрать одно из родительских мнений, даже если выбор этот происходит в мирной обстановке. На самом деле, у родительской ревности или неверного поведения, а именно — борьбы за свое мнение или свой авторитет пред ребенком, есть длительные и серьезные последствия.

И все-таки, в семьях, где живут трое — мама, папа и ребенок, как правило, до прихода прочих родственников особенной трагедии с «перетягиванием каната» не происходит. Безусловно, мы говорим о некоей усредненной норме, о цивилизованных людях, имеющих природный родительский рефлекс, подсказывающий, что перед ребенком конфликтовать недопустимо. Мы говорим о те, кто сознательно старается вести себя правильно.

В тех случаях, с которыми я сталкивалась, бывало достаточно рассказать родителям на примерах, как плохо ребенку от их ревности, и ситуация менялась, потому что намеренно никто своему детенышу зла не желал, просто проблема эта не входила в зону видимости. Значительно хуже обстоит дело там, где родители развелись. Честь и слава мамам и папам, которые, расставшись, не занялись сбрасыванием на головы своих детей комьев личных обид на бывшего супруга.

— Твой папа бросил нас.
— Твоя мама никогда меня не понимала!
— Твоя бабушка сделала все, чтобы нас развести…
— Я не понимаю, как тебя там воспитывают!
— Откуда у тебя такие дикие манеры? Впрочем, ясно, откуда!
— Твоего отца никогда не интересовали наши проблемы…
— Твоя мама никогда не умела считаться со мной…

Бесконечный список.

Если бы все эти поглощенные только своей обидой и своей личной болью родители осознали, что они буквально травят своего ребенка ядом разделения! Если бы поняли, что лишают его самого главного, что у него после развода родителей осталось, а именно — крепости перил того подвесного моста, по которому ребенок над необъятной жизнью идет во взрослость, может быть, они одумались бы и заговорили иначе.

Ведь как ни крути, все эти слова, не что иное, как монолог кого-то с самим собой, где ребенок — невольный участник. Взрослый человек, наполненный обидой, неуверенностью в собственной правоте, испытывает жгучую необходимость в том, чтобы убедить себя: он прав, прав, прав! Этот человек все еще ведет мысленную борьбу со своим бывшим партнером или его родней. И маленький ребенок оказывается буфером между взрослыми людьми, которые его с упоением и слепотой расплющивают, сшибаясь лбами в своем бесконечном бою за возможность чувствовать себя правым. Ребёнок еще не дорос до взрослых «разборок», сотой доли наших эмоций не понимает, не в состоянии оценить ни размер, ни форму наших проблем. Но главное, он ЛЮБИТ не только первого, поносящего, но и того, второго, поносимого. Пусть и поносимого заслуженно. Так вот, пренебрегая всем этим и защищая себя, мы наносим нашему ребенку столько боли, и такой боли, которую невозможно оправдать никакой справедливостью сказанного.

Мои родители развелись, когда мне было два года. Оба моих родителя находились под сильным давлением своих семей. И, будучи незрелыми оба, не умели этому сопротивляться. В истории их развода не было ни ревности, ни измен, ревность возникла позже, как некий крючок, которым можно было зацепить бывшего партнера. В самом браке существовал некий мезальянс, неравенство родов, которое с одной стороны подчеркивалось, с другой — не прощалось. А поскольку взаимные чувства между моими родителями существовали, более того, сохранялись еще долго после их развода, то, естественно, что каждый из них пытался доступными ему методами доказать мне, что «виноват не он». Бабушки принимали в этом процессе самое горячее участие. И что же происходило с ребенком.

— Что ты сидишь у телефона? — спрашивала бабушка.
— Папа сказал, что он позвонит.
— Нечего сидеть и нечего ждать, потому что он тебе не позвонит. Мало ли что он сказал!

Тут мы видим слом авторитета отца и информацию о ненадежности его обещания, которое легко транслируется ребенком и на остальных взрослых. Неверный, ошибочный шаг.

Но это делает ревность.

— Что за манеры? Кто тебя этому научил? — спрашивал папа за обедом при встрече.
— Ты не умеешь себя вести. Влияние твоих родственников просто написано у тебя на лбу, — сообщал он.

Тут можно безошибочно опознать авторитетную информацию о дурном воспитании ребенка материнской стороной, которое, безусловно, внешним манерам, принятым в семье отца не соответствует. Кроме того, эти три коротких фразы сообщают ребенку о его собственной «профнепригодности», о его несамоценности (тебя научили, и ты именно таков, т.е. ты, отображая, никем не являешься), о неведомом клейме, который ребенок на себе несет, а значит, это видно всем. И, что немаловажно, как об отсутствии у отца стремления внести перемены в эту печальную картину, так и о неспособности это сделать, потому что роль самого критика не оговаривается, и альтернативы невоспитанности не предлагаются. Таким образом, тремя фразами ребенок отправляется в тупик: он дурен, и ничего поделать с этим нельзя.

И это делает ревность.

— И что тебе говорил папа про меня? — интересовалась мама.
— Ничего не говорил, — отвечала я, но это было неправдой, а повторять сказанного папой о маме я не хотела, потому что ничего хорошего сказано не было.
— Конечно, расскажешь ты мне! Ты после своего папочки вообще со мной не разговариваешь! — это не было негодованием, скорее, отмашкой: не хочешь и не надо.

И тут мы видим недоверие матери к ребенку, любопытство к бывшему супругу, которое она перед ребенком демонстрирует, и которое, в свою очередь, может родить в ребенке цепную реакцию неосознанных эмоций. Конечно, маленький ребенок не в состоянии назвать эти эмоции словами. Но мы с вами вполне могли бы подумать так:

Мама чего-то от папы хочет?
Она его в чем-то подозревает?
Она сделала что-то дурное и боится, что он об этом узнает?

И дальше в таком же роде. На ребенка же это все ложится тяжким грузом непонимания происходящего и своей неуместности в этой реальности, где ничто не объяснено, тем более что никто не взаимодействует с ним.

И это делает ревность.

А вот пример, который я приводила неоднократно: папа отдыхает на курорте и пишет дочке письмо, в котором с восторгом делится тем, как он приятно проводит время и объедается клубникой. Бабушка с маминой стороны читает это письмо вслух и комментирует тут же: — Сам ест клубнику, а ребенку ни ягодки не прислал, сволочь такая.

Что сообщено этой реакцией ребенку? Как минимум, что, если родитель получает удовольствие, но с ребенком им не делится, то он — сволочь. А отсюда снова цепная реакция неосознанных догадок:

— значит, они ничего не должны себе позволять, если этого нет у меня?
— значит, если сами съели, а мне не дали, то они плохие?
— значит, если ты съел что-то вкусное, говорить об этом нельзя?
— значит, нельзя за другого человека просто так радоваться, если ему хорошо?

Мощная цепочка следствий, одно другого хуже. Для нервной системы и даже психики, для формирования ценностей и ориентиров, для жизни будущей личности в социуме.

И это делает ревность.

— Покажи, что он тебе купил? — спрашивает бабушка, когда счастливый ребенок возвращается после прогулки с папой.
— Вот это? Ну, понятно! — всем видом она демонстрирует пренебрежение.
— Зачем только это тебе нужно? Просто деньги на ветер, безделушки такие покупать. Лучше бы дал деньгами, тут, на что тебя кормить, неизвестно.

И мы видим ведро ледяной воды, вылитое на радость ребенка, обесценивание, как выбора папы, так и вкуса самого ребенка, который неосмотрительно радовался ерунде (конечно, ребенок понятия не имеет ни о каком вкусе, даже если о нем слышит). Кроме того, в сознание ребенка неведомым образом просачивается, что его кормить трудно, а значит, он — помеха, что ни бабушка, ни папа не могут его просто и радостно содержать. А дальше и вовсе плохо:

— значит, папа жадный, если не дает денег?
— получается, папа обманщик, если сказал, что игрушка хорошая?
— или все-таки обманщица бабушка?
— а может быть, они врут все?

Мы почти дошагали до пропасти.

И это делает ревность.

— Езжай, езжай, интересно, чем они тебя там накормят? — провожает бабушка со стороны мамы к бабушке со стороны папы ребенка.
— Ты что попало там не ешь, смотри, что дают. А то потом будешь мучиться животом. Да ты в прошлый раз голодная пришла!

Какие же «лампочки» мигают в это время в мозгу ребенка?

«Папина мама ничего хорошего мне не даст?»
«Там, у второй бабушки, опасно?»
«Может быть, они жадные?»
«Они меня не любят!»

И это делает ревность.

— Сядь ровно, деточка, не шмыгай носом, — говорит вторая бабушка.
— Ну, какие тебе книги читали? Тебя водили в концерт? Расскажи, что ты за это время нового узнала? Ничего нового, решительно ничего.

Ребенок опускает нос все ниже, сорваться со стула и поскакать галопом у «официальных» родственников не смеет, ест, давясь, и мечтает поскорее уйти домой. Этот ребенок уже усвоил, насколько он ничтожен. Но дома, по крайней мере, об этом часто не напоминают.

Это тоже делает ревность.

Мы могли бы поговорить об отсутствии элементарной культуры, что, безусловно, в этих примерах имело место среди родни одной из сторон, но, увы, причина не в этом, потому что «вторая сторона» культурой в общепринятом понимании этого слова была вовсе не обделена. Проанализировав, мы вынуждены признать, что не уровень культуры производит эти страшные вещи с детьми, а именно родительская и родственная ревность, борьба за первенство.

— Скажи, — спрашивает отец, сажая дочку на колени, — к маме дяди приходят?
— Не знаю, — ребенку совсем не об этом хочется говорить с долгожданным папой.
— Как это не знаешь? Приходят дяди или нет, не знаешь? Не лги мне! — и отец ребенка с колен снимает, поворачивает к себе лицом. — Расскажи мне правду. Какие дяди? А когда они приходят, бабушка где?

Тут тупик. Причем, независимо оттого, приходят «дяди» или нет. Потому что, если не приходят, как это было со мной, то что говорить — непонятно, ведь ни одному моему слову никто все равно не верит. А если приходят, то что об этом нужно сказать? О чем думает ребенок?

«Если дяди приходят, что это значит? Если дяди приходят, мама что, плохая? Если вдруг придет дядя, то он плохой? Если папа не может спросить об этом маму, значит, мама врет? Если дяди приходят, то что?»

Да, и это делает ревность.

И нет вокруг такого ребенка никаких опор, нет под ним мостов, нет в руках перил. У этого ребенка нет ничего, с чем бы он мог безопасно продолжать жить.

— Твоя мама никогда меня не любила.
— Твой отец никогда меня не ценил.
— Твоя бабушка превращает тебя в чудовище! (папина сторона)
— Твоя бабушка ни слова в простоте не скажет! (мамина сторона)
— Мы разошлись из-за нее!
— Мы разошлись из-за него!
— Это она их развела!
— Это все она! И ладно бы только это, но…
— Ты, когда родилась, никому была не нужна! — реплика от обеих бабушек. По поводу горького сожаления о судьбе их внучки.
— Твоя мама так плакала, когда ты родилась! — Они мальчика хотели, а не тебя.

И что тут происходит с ребенком? А вот тут как раз все просто. Он был не нужен. Он и сейчас не нужен никому. У ребенка твердое убеждение в том, что он не нужен. Настолько твердое, что его не может поколебать робкое:

— Но папа же радовался, когда ты родилась…

И никогда никто не сможет доказать этому ребенку, если не дано ему будет это понять самому, что эти чудовищные фразы есть ни что иное, как попытка бабушки отбить себе статус собственника:

«Ты не была им нужна, но зато ты нужна мне. МНЕ!»

Это только небольшая часть долгой истории на тему того, с чем мне пришлось столкнуться в личной жизни, и ничтожно малая из суммарного опыта людей, за которыми я наблюдала. Конечно, выписанное в столбик, это может показаться чем-то, выходящим из ряда вон. Но уверяю вас: это далеко не самое страшное из того, что творим мы, взрослые, не умея справиться с собой в борьбе за первенство и со своей ревностью в неравной игре, где ребенок оказывается между взрослыми, как между молотом и наковальней.

Если мы привыкли идти на поводу своих эмоций, если еще и базис под них подвели — из рассуждений о наших «правах» — то все примеры окажутся бесполезными, и сила инерции заставит нас по-прежнему, выбирая между интересами ребенка и своими интересами, предпочитать себя.

Есть такой почерк, он называется «оттого что-потому что». Это когда мы ищем не способов решения задач, а объяснений, почему их решить нельзя. И вот тут, продолжая думать о ревности всех ко всем, мне хочется сказать, что, страдая от собственных ран, от следствий не совсем правильного воспитания нас нашими драгоценными и любимыми родными, мы несем через наши жизни своеобразный «сбой программ». И этот сбой заставляет нас и дальше работать, сбивая программы других людей.

Нам необходимо осознать это и остановиться, безусловно понимая, что это будет нелегко. Надо подумать: Что мы делаем? Ведь именно от этого было когда-то больно нам! Почему, почему мы продолжаем поступать точно так же? Почему мы продлеваем эту боль и ставим себя в положение людей, которых когда-то осудят наши собственные дети?

Ревность всех ко всем. Причина ее только в том, что человеческое «хочу» правит людьми. И жены забывают о том, что матери их мужей не спят по ночам и плачут, скучая по своим сыновьям… Мужья забывают, что их жены привязаны к своим матерям и хотели бы почаще их видеть, и вся та суета, которая так раздражает с приездом тещ, создается чаще всего желанием как-то детям помочь…

Бабушки не умеют вспомнить, что им никто не мешал выбирать своих мужей в их молодости, а если и мешал, они все равно все сделали по-своему…Дедушки забывают, что для того, чтобы лидировать, нужно сначала встать на ноги, и что их зятья еще молоды, чтобы искусно «держаться в седле»…

И вот, шагая всякий на свой лад, выходят на поле взрослые люди, постарше и помоложе. И неведомый судья подносит к губам свисток. Матч начался:

— Я не стал (кем-то) потому что меня не…
— Я так себя веду, потому мне когда-то…
— Я так делаю, потому что мои родители меня…
— А что вы хотите, если мне все мое детство…
— Как он со мной, так и я с ним!

Конечно, если нас устраивает роль отражателя, который полностью зависит от того, направили на него луч или нет, то все верно. Если мы сознательно выбираем себе роль «я — никто», спорить тут не с чем. Конечно, можно возразить, что эти роли мы играем бессознательно, «кнопочно». И все же, мне кажется, что в глубине души каждый из нас знает, кто инициатор события. Вот — рефлектор. Железяка со спиралью обогрева. Включили его в сеть, он греет и даже светит. Выключили, он стоит, пылится дырявым тазом. Так кто же мы?

Источники энергии или примитивные приборы, зависящие от движения чьей-то руки? Ведь, если мы представляем собой что-то существенное, то тогда это именно мы включаем ток. И те, кто не принимают решений самостоятельно, отражают нас. Мы же, кто бы и какими бы лучами не светил на нас, остаемся сами собой. Сами делаем наши выборы, и зависят они не от того, что и как нам кто-то сделал, а от нашего внутреннего Закона, который и диктует нам, как поступать. Не зависеть в проявлении своей доброй воли от поведения окружающих нас людей, — как бы дурно или глупо они себя не вели, насколько бы не различались наши взгляды, или как бы поверхностно не смотрели они на жизнь — это и есть настоящая свобода.

Свободный человек от ревности свободен тоже.Это так интересно, что стоит об этом подумать.

— Смотри, что я сделал! — показываете молодой жене муж что-то, смастеренное его руками.
— Ой, как здорово! — радуется жена и по привычке переводит взгляд на своего отца, с мнением которого привыкла считаться.

Но ревнивый отец кривится. Ведь это сделал не он. Не отдавая себе отчета в том, какой вред наносит дочери и ее молодой семье, он скептически рассматривает что-то, сделанное зятем и, сохраняя пренебрежительное выражение лица, цедит:
— Ну… В общем, ничего, но… Дальше следует тяжкий вздох, взмах руки, и этого достаточно, чтобы продемонстрировать целую гамму фактов:
 — молодой зять занимается ерундой — он тратит время на бесполезные вещи, а лучше бы в это время…
 — дочь безвкусна и ведома, причем ведома вовсе не тем, за кем стоило бы идти.

Помните, как в фильме «Золушка» мачехины дочки радостно воскликнули, увидев цветок, который сделала Золушка? И как скривилась их мать. «Какое уродство, какая безвкусица!» — тут же задрали носы мачехины дочки. Так и в последнем примере молодая жена, стыдясь своей радости, отодвинула что-то, что ее муж сделал, потому что не смела радоваться тому, чего не одобрил ее отец. Трещинка пробежала по взаимоотношениям молодой пары, рукотворная трещинка. И совершенно не имеет значения, принят ли нами наш ребенок, рожден ли он нами или же это наше подросшее дитя встретило свою половинку, и теперь нам надо учитывать и ее. Я потому и не оговорилась вначале, что тут, к сожалению, работают одни и те же законы. Ревность не терпит конкуренции, вот в чем тенденция и парадокс.

Влюбленный ребенок-подросток ссорится с мамой из-за своей девушки, убегает на улицу, но там, к счастью, ничего плохого не происходит. Его друг, с которым он делится своей бедой, предлагает обиженному и рассерженному влюбленному пойти к своей маме: «Моя мама всегда поймет и посоветует что-нибудь». Оба парнишки приходят ко второй маме, и та дружелюбно беседует с ними, дает разумные советы, один из которых помириться с родителями. Успокоенный и вполне готовый сотрудничать с собственной матерью молодой человек идет домой, где и сообщает, что был в гостях у друга и говорил с его мамой, поэтому понял, что погорячился, и готов попросить прощения. Казалось бы, хороший момент для первой мамы, не воспользоваться которым, чтобы помириться с сыном и укрепить свой авторитет, по меньшей мере странно. Однако уязвленная женщина снова устраивает сыну скандал. Мало того, что он влюбился «в эту», так еще и пошел советоваться «к чужой бабе»! В отчаянии, мальчишка бежит из дома. Этот пример я тоже видела своими глазами, и, понимая, какую разрушительную силу имеет ревность, сострадала всем. Но я не имела возможности вмешаться. Есть грань, за которую едва знакомым людям не перейти. Ничего я тут сделать, к сожалению, не могла, но повторяла себе как заклинание: «Чтобы дети росли благополучными и не теряли с нами связи, нам нужно хорошо подумать, прежде чем проявлять свою ревность».

Далеко не всегда мы окружены надежными и адекватными родными, бабушками и дедушками, с которыми не конфликтуем, с которыми можем воспитывать нашего ребенка, «договорившись о терминах», в одном ключе, без ссор и противоречий. А для ребенка так важно, чтобы взрослые люди именно окружили его своей равновесной заботой, чтобы у маленького человека была возможность без опаски и оглядки обратиться за помощью и советом к разным взрослым людям. Хотя бы потому, что надежная мама и сильный папа, который никогда не подведет, далеко не всегда рядом. Ведь мама может воспитывать ребенка одна. Реже это выпадает на долю папы, но тоже случается. Бабушки и дедушки могут быть далеко или же уже не в силах оказывать влияние, хотя речь тут и не о влиянии даже, а именно о сочувствии, об умении заинтересованно слушать, а главное — об авторитете молвить слово, высказать мнение, предполагая, что ребенок его слушать станет. И вот тогда наличие верных друзей, которые поведут себя в том ключе, который пойдет на пользу ребенку, и будет тем самым искусственно созданным окружением. Причем, искусственность тут такая: мы заранее договариваемся с нашими надежными друзьями о том, что ребенок может к ним обратиться, если вдруг ему неожиданно понадобится помощь.

А потом нам надо специально сделать так, чтобы наш ребенок твердо усвоил, к кому именно ему в таком случае стоит обратиться.  Допустим, если в доме что-то случилось, если родители вне зоны доступа, если бабушки и дедушки не сведущи в вопросе, то чей номер телефона стоит набрать, когда, например, сорвало кран, или лопнул аквариум, или разбилось окно, а на улице зима. Мы помним, что прежде, чем наш ребенок станет слушаться нас, нам надо самим завоевать его внимание, повести себя так, чтобы ребенка к себе расположить. Чаще всего, рецепт этого прост. Достаточно нашей искренней заинтересованности в маленьком человеке и доли игры в общении с ним, чтобы ребенку стало любопытно, и он повернулся к нам лицом. А дальше уже дело техники, т.е. нашего настоящего, неподдельного стремления стать интересными для маленького человека. Мы ведь все худо-бедно понимаем, как заинтересовать собой взрослого, будь то знакомство или презентация. Но почему-то в общении с детьми этот навык часто не используется, а именно он нам и нужен, потому что он — почти универсален.

Итак, мы звоним вместе с ребенком нашему взрослому другу. А тот не отделывается формальными фразами, а старается ребенка заинтересовать, рассказывая короткую занимательную историю. Смысл этого действия в том, чтобы ребенок от разговора получил удовольствие, тогда он захочет поговорить с этим взрослым снова. Можно через несколько дней этот опыт повторить, а потом пусть взрослый человек сам позвонит нашему ребенку. После этого, находясь вне дома, можно посоветовать ребенку уже самостоятельно позвонить нашему другу. Важно сделать так, чтобы ребенок усвоил: к этому взрослому — другу мамы или папы, обратиться можно всегда, это будет интересно, уместно. неожиданный звонок не окажется досадной помехой, взрослый человек, не спросив, все ли в порядке, не бросит трубку со словами: «Перезвоню». Сколько несчастных случаев произошло из-за того, что кто-то из нас позволял себе это сделать, и драгоценное время было упущено!

Конечно, создавать искусственное окружение особенно важно, если семья малочисленна. Если родители одиноки, если бабушки и дедушки далеко или же отношения с ними не совсем благополучны. Но даже на общем благоприятном фоне стоит задуматься о том, чтобы нашего ребенка окружало как можно больше надежных взрослых, которые подскажут, придут на помощь. Неправильно жить в предчувствии беды. Но так же неправильно не предполагать, что беда неожиданно может случиться. В самом деле, в жизни происходят порой невероятные истории, которые не окончились бы плохо, окажись рядом или хотя бы на связи кто-то надежный и взрослый. А на возражение, что верные друзья и так не подведут, я отвечу, что не сомневаюсь в надежности наших друзей. Но вот ребенок, он может просто не догадаться набрать номер нужного человека. Все так просто — но ему это в голову не придет. И в наших силах сделать так, чтобы «в случае чего» у нашего ребенка надежные контакты механически всплыли в памяти, потому что, если мы таким образом будем укреплять наши связи, они нас в нужный час не подведут.

В этом отношении хорошо заручиться поддержкой не только друзей, но и кого-то из соседей, если это возможно. То есть найти людей, которые физически могут находиться рядом. А помощь, она ведь может оказаться нужной и не в случае катастрофы, а просто в быту, в обычной жизни, в обычном для нас вопросе, который мы решили бы легко, а ребенок окажется в затруднении, потому что пока не сталкивался с ним. Если наш ребенок вдруг попадет в водоворот, нам вряд ли будет важно, кто именно не даст ему утонуть. И мы будем благодарны спасителю. Но жизненные переплетения, они ведь тоже сродни водоворотам для наших детей. Поэтому, чем больше надежных взрослых будет наших детей окружать, тем спокойнее будет нам. Конечно, если, храня свой авторитет, а, сказать честнее, идя на поводу у амбиций, мы будем обесценивать мнения других людей в глазах ребенка, надеясь, что тогда станем незаменимыми и самыми умными перед ним, у нас ничего не получится.

Практика показывает, что дети не вполне доверительно относятся к тем взрослым, которых родные обсуждают за их спиной, когда ребенок это слышит. Кроме того, критичный и язвительный родитель, который недальновидно полагает, что «развенчав» «дядю Сашу» или «тетю Катю», он ставит себя априори над ними, окажется разочарован. Наш ребенок научится уважать нас только в том случае, если мы будем демонстрировать перед ним свое уважение к другим людям.

— О, да ты сегодня в свитере, который не хотел носить!
— Да, мне папа сказал, что он мне идет.
— Здорово! Он, в самом деле, тебе идет. А я не смогла тебя уговорить, надо же! Наверное, мне стоит подумать, что я делаю не так?

— Кто тебя научил этому? — Тетя Катя звонила, мы разговорились, и она рассказала мне об этом.
— Как же хорошо! И какая ты молодец, что поделилась с тетей Катей и ее послушала. Я думаю, как же мне повезло, что вы у меня такие классные, умеете общаться и дружить!

— Почему ты вдруг туда собрался, ты же не хотел?
— Это дед, он говорит, что там интересно, что я не пожалею, если пойду.
— Какой молодец дедушка, и какой молодец ты! Жаль, я не могу пойти с вами. Расскажешь потом? Я буду очень ждать!

Неважно, кто из наших близких научит хорошему нашего ребенка. Неважно, кто поведет его в интересное место, купит удачный подарок и преподаст умный урок. Если наш ребенок примет это, он станет немного богаче, немного умнее, немного опытней в этой жизни. И если наша любовь к ребенку сильнее, чем наша любовь к себе, мы, конечно, сумеем сдержать нашу ревность и повести себя так, чтобы наш ребенок рос счастливым и гармоничным человеком. Почувствовав укол ревности, мне кажется правильным всякий раз выдохнуть и спросить себя, кого же мы все-таки любим.

ИСТОЧНИК

Глава книги «Шаги нашей любви»  Анны Ильиничны Гайкаловой - педагога, психолога, практического психофизиолога, автора курса семинаров «Целый-невредимый».

Записаться на онлайн-консультацию к Анне Ильиничне, чтобы решить личные вопросы и проблемы, можно по Whatsapp или Facebook Messenger.